«Смотри,//это твой шанс узнать, как выглядит изнутри//то, на что ты так долго глядел снаружи»

На мой взгляд, почти никто так и не понял, о чем роман Генри Лайона ОЛДИ «Черный ход». Идею, которая, как неизменно утверждают в своих лекциях авторы, абстрактна, еще как-то схватывают, а вот тему – нет. Хотя роман прозрачен как слеза ребенка (далее идут сплошные спойлеры).

Я долго шел по коридорам

Что тут понимать, скажут мне: все на поверхности — Дикий Запад, салуны, перестрелки, шериф, индейцы, стремительно дорожающие в преддверии строительства железной дороги земельные участки, которые кое-кто хочет прибрать к рукам, — стандартный набор вестерна, обостренный специей фантдопущения в виде шансфайтеров. И лезущие из другого мира тахтоны.

При этом ряд рецензентов отмечает подчеркнутую театральность этого дикозападничества, не задумываясь: а зачем она нужна авторам? ОЛДИ важно сопонимание читателя, поэтому они редко обходятся без намеков. Они здесь есть. В 18 главе главная героиня Рут Шиммер по прозвищу Шеф цитирует бессмертные строки «Рука тверда, дух черен, крепок яд. Удобен миг, ничей не видит взгляд». «Мышеловка» — спектакль о выдуманных событиях, которые намекают на событие действительные (в пространстве пьесы, конечно). Такой «Мышеловкой» является весь «Черный ход».

На роман ОЛДИ, явно, повлияли события Европейского миграционного кризиса 2015 года, когда, в частности, только с 13 по 20 апреля в Средиземном море утонули как минимум пять лодок, на борту которых находились и погибли более 1200 нелегальных мигрантов из Африки, а в январе того же 2015-го были убиты за карикатуры на Магомета 10 сотрудников журнала Charlie Hebdo.

Не зря же в 24 главе неудавшаяся попытка тахтонов проникнуть в наш мир виделась одному из двух протаганистов романа — Джошуа Редману по прозвищу Малыш — как затонувшие лодки.

Китайцы тоже мигранты, но их проникновение канализируется в чайна-тауны – районы компактного

Ночью ворота заперты

Призрачный мир.

Харьков, Белгород: Книжный клуб «Клуб семейного досуга», 2014 год. – 640 стр.

Тираж 7 000 экз.

Этот сборник фантастики разделен на три части: «Войны и миры», «Странные страны» и «Дело о…».

В последней части – короткие детективы, часть из которых – вольные вариации на тему Шерлока Холмса. В одном из них (Владимир СВЕРЖИН "Песчинка на весах истории") великий сыщик расследует убийство в Лондоне некоего Якоба РИХТЕРА, который должен был получить из России саквояж с экспроприированными деньгами. В конце выясняется, что истинная фамилия убитого Владимир Ульянов, помощник присяжного поверенного. Его смерть повернула колесо истории в другую сторону, и в России надолго сохранилось самодержавие. Что не помешало в свое время возникнуть институту экспериментальной истории, сотрудник которого граф Турнин отправился в прошлое, дабы привлечь Холмса к расследованию убийства, дабы деньги для проведения Второго съезда РСДРП вернулись государству Российскому. Ну а сам сыщик проверяет, действительно ли его гость близок к царскому двору, спрашивая, что ему подать к коньяку (тонкую дольку лимона, посыпанную сахарной пудрой, смешанной с молотым кофе) или с чем пьют чай у императрицы (булочки с шафраном).

Во второй части сборника собраны рассказы о столкновении со странным, близкие к городскому фэнтези, квинтэссенцией чего является «Давно, усталый раб, замыслил я побег…» Генри Лайона ОЛДИ. Повествование здесь идет от имени главврача психолечебницы, куда поступил пациент, рассказывающий о себе и о том месте, откуда он пришел, странные вещи, отдающие кошмаром. Главврач погружается в эти странности, уходит туда, и ему там понравилось.

Или вот рассказ Дениса ТИХОГО «Как поймать эльфа» о том, что на базаре среди рыбок и морских свинок мужик продает эльфов. В обычной трехлитровой банке. Товар недешевый, но продается при одном условии: вы должны опустить руку в банку, и один из эльфов сам вас выберет, так как питаются они исключительно вашей любовью к ним.

Из первой, воинской, части нельзя не отметить новеллу Олега ДИВОВА «Боги войны», о том, как персонажи фильма 1968 года «На войне как на войне» (отсюда стала популярной песня «По полю танки грохотали») очнулись внутри компьютерной штабной игры, осознали абсурдность ее мира бесконечного боя и попытались сопротивляться, обретя некоторую самостоятельность.

Все вы идете к истине разными путями, а я стою на перекрестке и ожидаю вас.

Олег ЛАДЫЖЕНСКИЙ, Дмитрий ГРОМОВ

Нопэрапон

Серия «Без маски»

М.: Эксмо, 2009 год. — 416 стр.

Тираж: 3000 экз.

Нопэрапон – существо из японских мифов. Вместо лица у него гладкая как лист кожа, поэтому он вынужден воровать чужие лица. Впрочем если забить в поиске Яндекса это слово, то гораздо больше ссылок будет на обозреваемый роман Генри Лайона ОЛДИ, чем на изначальные японские мифы. Напомню, что Генри Лайон ОЛДИ – псевдоним харьковских писателей-соавторов Олега ЛАДЫЖЕНСКОГО и Дмитрия ГРОМОВА. Во всех других изданиях романа «Нопэрапон, или По образу и подобию» указано авторство именно ОЛДИ, а в этом – исходные имена. В этом есть смысл, потому что главные действующие лица данного произведения сами авторы – Олег и Дмитрий, которые под своими собственными именами по ходу повествования пишут роман из театральной жизни Японии начала 15 века.

Главы этого японского романа перемежаются с харьковскими главами конца 90-х годов. Причем соавторы действительно рассказывают о себе, о той части своей жизни, которая в 90-х, помимо писательства, включала серьезное увлечение карате: Олег имеет черный пояс по контактному карате-до, первый дан и статус судьи международной категории, у Дмитрия – коричневый. Говорят, на форумах каратистов роман вызвал немалые споры в связи с соотношением понятий «пути» и «цели», ведь данный вид борьбы основывается на восточных духовных практиках.

Обе повествовательные линии – современная харьковская и средневековая японская идут параллельно, но в то же время влияют друг на друга: персонажи-авторы соотносят происходящие рядом с ними события и свои действия с тем, что случилось с семьей актера, драматурга и теоретика театра Но Дзэами Мотокиё (Дабуцу), и в то же время события «настоящие» меняют текст и смысл произведения, которое они пишут на протяжении романа.

Что же касается нопэрапона, то в средневековой линии сын Дзэами, убив это существо, обретает способность внутренне перевоплощаться в любого человека — с торговцами он торговец, с бойцами – боец. Причем лучший торговец и лучший боец. В современной линии немолодой Владимир Монахов обрел способность побеждать в любых боях: пострадает любой, кто обратит на него свое недовольство. Практически чудом обретя эту способность, он оказывается наказан, став своеобразным Мидасом, к которому прикоснуться нельзя даже обиженному собственному ребенку.

Но тлеет точка болевая...

Генри Лайон ОЛДИ.

Свет мой, зеркальце.

СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2017

384 стр.

Эпиграф:

Он, Фенвик, был в комнате один. Впрочем, нет, не совсем один. Над камином висело зеркало, и в этом зеркале он увидел свои испуганные глаза.

Генри КАТТНЕР

Не изгородь из тесаных жердей

Если главный герой произведения неприятный тип, еще более неприятно узнавать в нем и свои черты. В центре романа «Свет мой, зеркальце» — 45-летний писатель Борис Ямщик, второсортный автор в жанре «хоррор». С одной стороны – умный и начитанный, с другой – махровый эгоист и, скажем так, весьма ядовито относящийся к окружающим.

Повествование идет от третьего лица, но с точки зрения Ямщика. И все богатство аллюзий, цитат – явных и скрытых, метких сравнений принадлежит ему. Ну, и авторам, конечно. А так как мы с ОЛДИ почти ровесники, то считывал это все процентов на 90. Иногда даже обижало излишнее разжевывание, как в случае с сухим треском лопающейся паутины. Разве что к Питеру Хэммиллу, каюсь, равнодушен, и с его творчеством не знаком.

Первая ассоциация, которая приходит в голову при чтении романа – «Тень» Евгения Шварца. Все рецензенты, как один, пишут, что отражение заняло место главного героя. А тот был вынужден скитаться в Зазеркалье. Но в этом Зазеркалье нет других отражений. Там есть зомби в лице Зины, там бродят коты, есть бесы, но единственным встреченным там человеком, оказалась Дашка, которая, похоже, попала туда таким же образом и так же стремится выбраться оттуда. А единственный способ покинуть Зазеркалье – поменяться местами с живым человеком в нашем мире.

Обитатели Зазеркалья мгновенно откликаются на зов (как на заклинание) «Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи», каким-то образом получая способность знать правильный ответ на заданный человеком своему отражению вопрос. Так, Ямщик становится наперстником девочки-инвалида Веры, произносящей заветные слова. А Дашка подозревает Ямщика в том, что тот намеревается поменяться с Верой местами, став на всю оставшуюся жизнь этой девочкой-инвалидом и тем самым подсказывает ему о такой возможности. Дашка и сама поменялась с дебелой парикмахершей – не лучший выбор, конечно, зато — живая и среди людей.

Нет, это не я, это кто-то другой страдает…

Но вот что интересно. Вера, когда обращается к зеркалу с известными пушкинскими строками, то видит в нем свое отражение. С ним и разговаривает. Никто другой, понятно, этого разговора не слышит. А говорит-то она с Ямщиком, хотя видит себя, а Ямщик в это время думает о возможности выбраться из Зазеркалья в ее тело. В связи с этим вопрос: а с чего вы взяли, что самого Ямщика изначально заменило его отражение? У него же тоже все началось со слов «Свет мой, зеркальце…».

То есть Ямщика на самом деле заместил в реальной жизни некий другой мужик, который, в свою очередь, когда-то попал в Зазеркалье и настрадался там.

Мы-то о нем читаем, что он-де такой-сякой только с точки зрения Ямщика. А что он, собственно, делает плохого в реальной жизни? Как минимум, по-человечески относится к жене. В отличие от Ямщика, презрительно называющего ее Кобучей. А то, что вместо написания второсортных романов, редактирует речи политиков, зарабатывая на этом, чем это плохо? Ровно тем же занимается в конце романа и сам Борис Ямщик, когда ему удалось вырваться из зеркальной ловушки, так как романы уже не получаются.

То есть место Ямщика заняла не его тень, а такой же несчастный и намучившийся в Зазеркалье мужик. Которого в конце романа Ямщик отправил обратно в этот ад. Не зря же Вера, увидев обоих, убедилась, что хотя они похожи, как близнецы (зазеркалец ведь становится копией того, кого замещает), но «разные, как дом и крокодил».

По ходу повествования авторы объясняют, почему во время похорон в доме нужно закрывать все зеркала, практику экзорцизма, где к лицу того, из кого изгоняют дьявола, приставляют зеркало. Нам становится понятно, почему в теле одержимого оказалось так много бесов, которых Иисус изгнал в свиней. И пр. и пр. и пр.

«Это кровь?» «Чернила», — ответил он…

Бесы – одни из персонажей романа. А там, где бес, естественно, встает вопрос о соглашении с ним. Забавно, что в пандан этому соглашению в начале романа есть пассаж о проекте договора с не самым порядочным издательством «Флагман»: «Слово «договор» я понимаю как договоренности между двумя сторонами, которые обсуждаются и редактируются. Договор – это компромисс, а не ультиматум». ОЛДИ любят перекидывать такие мостики, сопоставляя явления разных порядков.

Многие авторы строили сюжет вокруг контракта с дьяволом. ОЛДИ нашли действительно нестандартный ход. Ничего подписывать кровью не надо:

— Ты мне веришь?

— Нет.

— Правильно делаешь. А знаешь почему?

— Почему?

— Я тебе тоже не верю. В этом залог нашего краткого, но тесного сотрудничества. Еще не хватало, чтобы бесы строили планы, опираюсь на веру!

— Но ведь можете кинуть?

— Можем, и даже могём. А что, у тебя есть выбор?

— Нет.

— И у нас нет.

И еще один мостик от начала романа, где на первых же страницах Ямщик выдает нам сентенцию:

— Выбора не существует, его придумали мы, писатели. Кто бы нас читал, если бы мы сразу объявили городу и миру, что выбора нет? Бог и тот не рискнул объявить это прямым текстом.

В итоге, Ямщик воспользовался девочкой Верой, но не ее телом, а ее помощью. Он вернулся в свое тело, а в девочку вселился бес, с которым он заключал договор. Вселился случайно, но поспособствовал-то этому писатель. Бес обещает когда-нибудь потом ее оставить. Здоровой. Но опять же-таки может и обмануть. И говорит этот бес: сам выбирал девочку, вот и мучайся теперь: «Добро пожаловать в ад». Возможно, впервые в своей жизни Борис Ямщик чувствует себя за кого-то ответственным.

Я — часть той силы…

Кстати, в ходе того разговора с бесом, где они ударили по рукам, Ямщик начал с того, что опасается потерять душу. И слышит в ответ:

— Ду-у-у-шу! Насмешливо передразнил вожак. – Откуда она у тебя, душа-то? Ишь раскатал губу…

Ямщик обиделся:

— Как откуда? А у всех откуда?

— Ямщик, братишка. С чего ты взял, что душа – она у всех. Душа – редкость, случай, фарт. Жемчужина в выгребной яме. Ее пока найдешь, с ног собьешься, копыта отбросишь. Будь душа у всех, мы бы из вас не вылазили…

Но теперь-то у Ямщика что-то ноет внутри. Не в теле. В начале романа в своем саркастичном эгоизме он был целен и самодостаточен. А теперь нет. Он не переродился кардинально, не стал иным человеком. В 45 – это почти невозможно. Но он впервые ощутил, что у него чего-то нет. Не души. Возможно, наоборот, чуть ли не впервые в истории литературы бес не отнял душу, а дал ее тому, у кого ее не было. Счастья тому это, правда, не принесло. Потому что душе потребовался еще кто-то, кого нет. Такое вот ощущение отсутствия, нехватки, недостаточности, пустоты. Обратите внимание на эпиграф к роману: «Где ты? Где ты, мой друг?» Теми же словами Джона Лорда заканчивается роман. Но кто такой этот «ты»?

Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот

Генри Лайон ОЛДИ. Циклоп. Книга первая: Чудовища были добры ко мне

СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012 год.- 384 стр.

Генри Лайон ОЛДИ. Циклоп. Книга вторая: Король камней

СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013 год. — 384 стр.

Дилогия Дмитрия ГРОМОВА и Олега ЛАДЫЖЕНСКОГО «Циклоп» посвящена Роберту Говарду, создателю Конана и мира Хайборийской Эры, с магами, королями, чудовищами и искателями приключений.

Впрочем, сначала (в 2007 году) был атмосферный, в духе меча и магии, рассказ «Сын черной вдовы» с подзаголовком «Tribute to Robert E. Howard» (tribute – дань памяти) – о мальчике, родителей которого убили, а его самого заточили в темное подземелье, где к нему, полуголодному, приходила гигантская паучиха и кормила его своим «млечным соком», а потом в пещере появился дерзкий авантюрист Вульм с единственным желанием разграбить местную сокровищницу, который попутно освобождает мальчика и связанного в соседней пещере с зашитым ртом мага Симона Остихароса.

В продолжение цикла в 2010-м появился еще один рассказ — «Принц тварей», где выбравшийся из подземелья мальчик Краш идет по следу похищенного Вульмом камня «Око Митры», и в одной из попутных деревень его привечают, а потом, ночью, размякшего, связанного преподносят вместе с другим таким же пацаном на ужин драконам – для этого здесь и оказывают гостеприимство всем инородцам, бродягам, сиротам, дабы не отдавать чудищам своих. Но драконы почуяли близкий им родной запах паучихи и освободили мальчика. «Убейте их всех!» — потребовал он от чудовищ – ситуация, аналогичная той, что случилась с Грэйс Маргарет Маллиган в маленьком городке Догвилль.

Когда эти два рассказа, переработанные, стали основой романа «Циклоп» (а Циклоп – это и есть тот бывший мальчик Краш), тема чудовищности поведения людей, легко подверженных ксенофобии и готовых уничтожать иных, не похожих на них, стала одной из основных в романе. Сам Циклоп не раз говорит, что в отличие от людей, «чудовища были добры ко мне».

Каждый из десятка героев дилогии имеет отличный от других характер, логику поступков и свою непростую историю жизни. Каждый является полноценной и нестандартной личностью, которую трудно охарактеризовать одной краской – белой или черной. Даже отравивший своего отца-короля и новый король Ринальдо оказывается не так прост, как его поначалу воспринимает придворный маг Держидерево, рассчитывающий на преференции:

— Сивиллы действовали эмпирически… О, простите, сир!

— Не стоит извинений, — махнул рукой Ринальдо. – Нам известно, что значит слово «эмпирически». Также нам известно значение слов «вариации», «метаморфический» или, к примеру, «чванливый засранец». Продолжай, мы слушаем.

Каждый персонаж, пытающийся контролировать и манипулировать окружающим, неизбежно сталкивается с действиями другого, столь же активного, а нередко и столь же самоуверенного в своих решениях.

Одно из базовых фантастических допущений романа — янтарный грот, в котором желающие и допущенные могут получить определенную необыкновенную способность, но только взамен на какое-нибудь увечье – бесплатных пирожных не бывает. Количество таких талантливых «изменников» заметно растет, и остальным, неизмененным, уже становится трудно найти высокооплачиваемую работу, что начинает вызывать в народе раздражение, закончившееся бойней. Перемены всегда болезненны.

Авторы к этой идее – неизбежной платы — подходят в романе еще не раз и с разных сторон: даже могущественные маги взрастили свои возможности не безвозмездно, что-то обязательно теряя. Молодые герои (Краш, Танни) теряют родителей, приобретая горечь утраты и жизненный опыт. Короли в этом государстве убивают своих отцов – таково их проклятие, если один из них нарушит его, на страну посыпятся несчастья и болезни.

Хаос и порядок, неизменность и развитие – две стороны одной медали. Иногда хочется, конечно, чтобы «счастье было для всех даром и пусть никто не уйдет обиженный». Но Рэдрик Шухарт у СТРУГАЦКИХ к этой мысли пришел полностью опустошенный, сломанный, отдав в жертву юношу-партнера: события его перемололи.

ОЛДИ в «Циклопе» дают эпилог «500 лет спустя»: все было не зря, мир будет лучше – люди станут чудовищами, но эти чудовища останутся людьми. По-прежнему будут влюбленности, будут обиды, все также молодость будет безрассудной, а старость косной. Это как цветные картины Андрея Рублева в конце черно-белого жестокого и кровавого фильма ТАРКОВСКОГО.